Измеряя конкуренцию. Как научные теории позволяют лучше понимать рынок железнодорожных перевозок. Часть 1

От редакции Vgudok. Обычно мы публикуем статьи, посвящённые прикладным темам и новостям транспортной отрасли. Но иногда, для лучшего понимания или более глубокого анализа процессов, происходящих на рынках, требуется вооружиться и более серьёзным академическим инструментарием. Предлагаемая вашему вниманию статья, показывая, как изменялись представления о конкуренции (и об её измерении), на наш взгляд, способствует существенному углублению нашего понимания конкуренции, в том числе и на транспортных рынках. Надеемся, что подобный просветительский жанр тоже будет интересен нашим читателям.

Теоретические представления об измерении конкуренции

Важнейшим вопросом, над которым размышляют экономисты, является вопрос о значении и роли конкуренции на рынке. Но долгое время размышления о конкуренции носили, скорее, отвлечённый характер — было понятно, почему общество и потребители выигрывают от конкуренции в целом, в макромасштабе, но было непонятно, как измерить этот выигрыш и даже, более того, как измерить саму конкуренцию на каждом конкретном рынке. Как понять, сильная она или слабая? Примерно к 1940–1950 годам ряд экономистов предложили некоторый набор инструментов для измерения «силы» или «интенсивности» конкуренции, а к 1970-м относится появление ряда работ, измеряющих ущерб от монополии.

В настоящей статье мы остановимся только на первом вопросе из этих двух: как измерить конкуренцию?

На рынке услуг операторов подвижного состава работает множество компаний, но это не единый рынок, а ряд смежных рынков. Поэтому для изучающих рынок операторов чрезвычайно полезно знать, что там происходит с конкуренцией, есть ли она и если есть, то увеличивается ли её интенсивность?

Но помимо этого прикладного аспекта есть ещё один теоретический аспект. Для того, чтобы корректно интерпретировать результаты измеренной конкуренции, нужно понимать, а какие вообще теоретические дискуссии проходили в экономической науке по этому вопросу и почему некоторые аспекты этих измерений могут быть неоднозначны. 

Гарвардская парадигма

Большинство концепций, с помощью которых мы анализируем рынки и уровень концентрации на них, разрабатывались в рамках дисциплины «теория отраслевых рынков» (Industrial Organization). Поэтому для начала остановимся на некоторых положениях соответствующих теорий, из которых и «вырос» существующий инструментарий анализа рынков.

Основоположники теории отраслевых рынков Джо Бейн и Эдвард Мейсон предложили парадигму, которую сегодня называют «структура — поведение — результативность» (или «Гарвардская парадигма"). Согласно этой концепции, фундаментальные характеристики отрасли (к которым относятся технология, масштаб выпуска, наличие или отсутствие продуктовой дифференциации, местоположение продавцов и покупателей и т.д.) определяют структуру рынка. Структура рынка оказывает воздействие на поведение фирм-продавцов и фирм-покупателей, на наличие и степень их рыночной власти, которая выражается в способности фирм назначать цену выше предельных издержек производства. Поведение фирм в свою очередь определяет результативность рынка — величину прибыли продавцов, степень удовлетворенности спроса продуктовым разнообразием и т.д.

Ответ Чикагской школы

В 1960–1970-е гг. Чикагская экономическая школа выступила против структуралистского подхода. Экономисты Джордж Стиглер и Гарольд Демсец критиковали теорию Бейна и Мейсона на основе ранее высказанных идей Эдварда Чемберлина о том, что конкуренция — это по своей сути динамический процесс, поэтому статический подход, который демонстрирует структуралистская концепция, не применим или как минимум часто не применим. В этот период в качестве альтернативы структуралистскому подходу появилась теория квазиконкурентных рынков (иногда используется термин теория состязательной конкуренции) Баумоля, Панзара и Виллига. Эта теория устанавливала связь рыночной структуры и конкуренции с потенциальными возможностями входа-выхода.

Если до этого традиционным было отождествление монопольной власти с высоким уровнем концентрации продавцов на рынке, то после 1970-х годов происходит осознание того факта, что рыночная власть устроена сложнее. С одной стороны, монопольная власть может сочетаться с достаточно низкой концентрацией продавцов на рынке — например, когда формально большое число продавцов конечного товара оказывается в зависимости от нескольких крупных поставщиков.

С другой стороны, наличие небольшого числа крупных продавцов на рынке и, следовательно, формально высокий уровень концентрации не обязательно означает большую степень монопольной власти данных фирм. Как оказалось, наличие недозагруженных резервов мощностей приводит к тому, что может наблюдаться очень сильная конкуренция при формально небольшом числе продавцов.

В итоге, начиная с 1970-х годов, экономисты стали понимать, что наличие барьеров входа и недозагруженных мощностей может быть более важным фактором, определяющим степень конкуренции на рынке, чем просто количество игроков.

Если крупная фирма попытается реализовать свои рыночные преимущества для влияния на рынок, увеличивая, например, цену товара, то на рынке с низкими барьерами входа произойдёт следующее: чрезмерно высокая цена создаст условия для получения повышенной прибыли, она (величина прибыли) привлечёт новые фирмы в отрасль. И новые фирмы создадут конкурентное производство, предложение товара в отрасли возрастёт, что приведёт к падению цены, прибыли и объёмов продаж старой фирмы.

Поэтому, чтобы не терять рынок, старая фирма вынуждена придерживаться такой цены, которая не способна привлечь в отрасль новых конкурентов, т.е. уровня конкурентной (или приближающейся к таковой) цены. Таким образом, для крупной фирмы, действующей в условиях квазиконкурентного рынка, оказывается невозможным проводить эффективную монопольную политику. Это очень важный момент — оказалось, что для того, чтобы цены были минимальными, не обязательно нужна совершенная конкуренция. Достаточно таких квазиконкурентных рынков, чтобы ценообразование участников приближало цены к уровню, который сложился бы на рынке «настоящей» совершенной конкуренции.

Квазиконкурентный рынок обеспечивает эффективный выпуск в отрасли и отсутствие рыночной власти у какого-либо экономического агента, действующего на этом рынке. В такой ситуации прямолинейное применение «гарвардской парадигмы» выглядело уже как слишком сильное упрощение. Итак, к концу 1970-х годов в экономической науке сложилось представление о том, что несмотря на то, что фирм в отрасли может быть немного и они достаточно крупные по размеру, их взаимодействие может характеризоваться отсутствием сокращения выпуска и роста цены (отсутствием монопольных эффектов).

Следовательно, наличие в отрасли небольшого числа крупных фирм само по себе не свидетельствует о том, что отрасль монополизирована, хотя формальные показатели могут дать довольно высокий уровень концентрации.

Нет ничего практичнее хорошей теории

В этих условиях произошло изменение акцентов антимонопольной политики. Общей целью антимонопольной политики становится снижение и по возможности устранение входных барьеров, чтобы рынки приобретали характер квазиконкурентный.

Идеал совершенной конкуренции, как сверхзадача государства, сменяется попытками стимулировать «работающую конкуренцию» в отраслях.

Однако оказалось, что теории Чикагской школы, хотя и приводили к более глубокому пониманию функционирования рынка, имели один недостаток. Дело в том, что для проведения антимонопольной политики нужны простые методы, с помощью которых можно давать оценку степени монополизации в относительно оперативном режиме. А сложные и «тонкие» теории оказались недостаточно операциональными.

Немного упрощая, можно сказать, что в этих условиях возник компромисс между потребностью в глубоком понимании, что давала Чикагская школа, и простым измерением, что позволяли делать инструменты, которые «выросли» из Гарвардской парадигмы «структура — поведение — результативность».

Важнейшими из инструментов, которые породила Гарвардская парадигма, стали показатели измерения уровня концентрации на рынке. А поскольку, согласно этой концепции, концентрация была принята в качестве параметра конкуренции, эти инструменты стали главными способами оценки уровня конкуренции.

Вообще, для измерения уровня концентрации существует  много различных показателей.

Но традиционно два наиболее популярных у исследователей и у антимонопольных органов показателя — это Индекс концентрации (CR) и Индекс Херфиндаля-Хиршмана (HHI) (подробнее об этих индексах и их интерпретации см. в нашей статье). Например, антимонопольное ведомство США, начиная с 1980-х годов, регулярно публикует значения этих показателей концентрации по различным отраслям с целью мониторинга уровня конкуренции в них.

О том, как эти подходы можно применить к рынку операторов подвижного состава, читайте во ВТОРОЙ ЧАСТИ статьи.

Хотите получать актуальный, компетентный и полезный контент в режиме 24/7/365 — подписывайтесь на новый Telegram-канал медиаплатформы ВГУДОК — @Vgudok.PRO

Фарид Хусаинов, к.э.н., эксперт Института экономики и регулирования инфраструктурных отраслей НИУ ВШЭ
Анастасия Алексанова, экономист, главный специалист отдела по договорной работе с железными дорогами, ППЖТ и портами АО «НТК», выпускница бакалавриата РОАТ РУТ (МИИТ)

* Статья написана на основе материалов выпускной квалификационной работы выпускницы бакалавриата РОАТ РУТ (МИИТ) Алексановой А.А., выполненной под научным руководством к.э.н. Хусаинова Ф.И. на кафедре «Экономика, финансы и управление на транспорте» РОАТ РУТ (МИИТ).